Читаем продолжение повести вокалиста Gods Tower Лесли Найфа «Оранжевая дверь».Мистерия № 1. День Х
В этот миг в шум буйствующих волн вклинилось хлопанье крыльев. Мы, не сговариваясь, посмотрели вверх.
Над нами молотил конечностями по воздуху ангел. Он постоянно чертыхался, пытаясь удержать в руке аккордеон. Ангел принадлежал к представителям монголоидной расы, скорее всего – кореец. Он косил на нас черные злобные глаза и не переставал браниться. В конце концов, ему удалось договориться с аккордеоном о сотрудничестве. Тут он подстроил ритм хлопанья крыльев под один, понятный лишь ему, эталон и громогласно объявил:
– Немецкая народная марша! Drei Lilien, drei lilien! Zehntausend Mann die zogen ist Hanöver (GESUNGEN UND GEBLASEN)!
Тут его физиономия засветилась, будто он – юный гитлеровец, живьем увидевший Адольфа.
Но корейский ангел не успел сыграть даже вступление. Лицо его исказилось испугом, он обернулся; из воздуха вдруг выскочила свара злющих дворняг и залаяла:
– Heil! Heil! Heil!
Секунду спустя он и псы исчезли. Растворились.
Антонович тем временем настырно совал мне в руки что-то. Я, даже не пытаясь разобраться, выхватил «что-то» у него из рук и ничего не понял.
Но это была книга. В очень богатой обложке, позолоченной по краям…
Гнома: Видеть во сне странные книги – предупреждение остерегаться зла в любой форме.
Г. Х. Миллер
«Сонник или толкование снов».
…а саму книгу, судя по всему, печатали еще при царе Горохе. Я открыл ее наугад и стал читать вслух:
«Всем спокойной ночи, – сказал он и проводил нас из дома. Мы не обиделись.
Двумя неделями позже он прислал каждому из нас свою визитку, и на этот раз я, понятно, не опоздал. Когда мы приехали, Карнаки повел нас сразу к столу. Закончив с обедом, мы уютно утроились в креслах, и он продолжил рассказ с того места, на котором остановился в прошлый раз».
Я захлопнул книгу и…
– Ну, во-первых, мистер Каминский, неплохо было, если бы вы отложили в сторону свой фолиант…
Я посмотрел на говорящего. Окинул взглядом обстановку. Гм, да это не просто книжечка… Нас окружала обстановка гостиной английского лордского образца и… и…
Тут Антонович разразился матом, вырвал у меня из рук томик и загремел:
– «Макмерфи перестал заступаться за нас, и среди острых пошли разговоры, что он решил перехитрить старшую сестру – прослышав, что его хотят отправить в буйное, решил…»
– Ты что, сдурел?! – завопил я, вырывая книгу. Обстановка уже успела трансформироваться в интерьер психушки из «Полета над гнездом кукушки».
– Дай сюда, – зашипел он, – это же пинцет, как интересно!
– Сам!
Гнома: Танцевать во сне джигу – предвещает веселье и множество удовольствий в ближайшее время.
Г. Х. Миллер. Там же
– Иэ-эх!
И попробуй не станцевать, зажатый в ряд молодых шотландцев, отплясывающий джигу!
Не получится!
Не можешь – научат, не хочешь – заставят.
Это как один механизм, ровно и точно прыгающий и выделывающий кренделя ногами, под звуки волынок и барабанов.
Эх, размахнись рука, раззудись плечо! Черт побери…
И угораздило же нас очутиться в центре этой поперечной сороконожки…
Тут шотландцы опять что-то гаркнули, топнули, и по ряду пошло движение руками. Когда до нас дошел этот кордебалет, у Антоновича вырвали книжку и она, в буквальном смысле, пошла по рукам.
Я заорал благим матом и попытался вырваться из строя. Рядом со мной на чужих руках повис, высунув язык, обалдевший Антонович. По-моему, он попытался как-то прокомментировать происходящие события, но уход книги несколько выбил его из колеи.
Выскочить из строя мне не удалось; зато я увидел, как из конца ряда, пройдясь колесом, на авансцене объявился наш проводник из тринадцатого вагона. Он сорвал со щеки бинт и, прижав нашу книгу к груди, лихо взмахнул повязкой, а потом пошел вприсядку.
Какой-то обезумевший казак!
Вот уж где неповторимая веселуха!
Наконец мне удалось покинуть джигающих и потащить за собой закашлявшегося Антоновича.
В это время проводник из тринадцатого вагона…
В общем, джига вдруг приостановилась и пошла задом наперед. Музыка излилась бредом сбрендивших барабанщиков и волынщиков. Точно так же, наизнанку, стали двигаться джигающие.
Лицо проводника выразило разочарование и он (вприсядку!) пошел назад в строй.
Только я подумал обрадоваться, что вот сейчас мы снова присоединимся к танцорам, и книга к нам вернется…
…а на кой, она мне / нам, собственно, сдалась?..
…потому что так мне подсказала логика, как Антонович заматерился пуще прежнего и повис в воздухе вверх ногами. При этом он держался за мою руку. Это его, видно, и спасало.
Меня так и подмывало сесть на пол и развести руками. Но не очень-то хотелось, чтобы Антонович улетел вверх.
Поэтому я схватил его покрепче и заорал:
– На хрен эту книгу!
Надо было увидеть морду хозяина тринадцатого вагона, когда я выпалил это. Она вытянулась во все стороны сразу, полетела, покрылась темно-коричневыми пятнами с салатовыми точками и захлопала крыльями (точнее крылышками).
– Да-антес! – прогремело у меня за спиной.
Книгокрад виновато заулыбался и зарядил телепомехами.
Сверху скатертью свесился белый транспарант: «ЭТО У НИХ». Я махнул рукой и посмотрел на кричавшего.
«Бедная, бедная Пеппи-Лотта…»
Медленно передергивая затвор многоствольного авиапулемета, украсившись роковой улыбкой, в противоположном углу стены возвышался Рэмбо. Вот только голова у него была почему-то подозрительно пушкинская.
– Там, на невидимых крупинках
Следу упитанных макак! – нараспев отчеканил А. С. Рэмбо и удивительно мелодично расстрелял книгокрада.
Гнома: Видеть во сне казнь – означает, что Вы скоро пострадаете из-за неосторожности других.
Г. Х. Миллер. Там же
А на меня рухнула ошеломленная туша Антоновича. Я упал под ним, и мы оба застонали. Он – высоко, я – пониже…
События играли в чехарду, и сразу после этого я уже, раскрыв книгу где попало, читал во всю глотку:
– АШ НАЗГ ДУРБАТУЛУК, АШ НАЗГ ГИМБАТУЛ,
АШ НАЗГ ТРАКАТУЛУК, АГ БУРЗУМ ИШИ КРИМПАТУЛ!
Когда я сообразил, что эта тарабарщина занесет нас в толкиеновское Средиземье, причем прямо в жерло Ородрина, я закрыл глаза и тяжело вздохнул.
И когда я понял, что кругом царит тишина, которую нарушает лишь стук колес, голос проводницы: «Гомель!» и дыхание Антоновича, то все равно глаза открыл не сразу.
Мне казалось, что стоит только раскрыть глаза, как последним мною увиденным будет или толпа разъяренных орков, или гномовский топор. А то и драконий огонь.
Меня взяли за шкирки и слегка встряхнули. Глаза открылись, не спрашивая моего мнения. Передо мной стоял растерянный Антонович.
– А-а?..
– Пошли, мы уже в Гомеле, – полушепотом проинформировал меня Игорь.
В тамбуре меня ожидал сюрприз. Вместо мистического проводника у выхода стояла приятной наружности девушка. Несколько, правда, озабоченная и серьезная.
Я, признаться, туго соображал. Но мне хватило смекалки посмотреть в сторону, где шарил усталый взгляд девушки.
Из последнего купе, прямо через окно, люди в траурных одеждах вытаскивали гробы – один, второй… третий.
Вот тебе и бабушки. Ехали в одном вагоне с чертом и трупами…
Я обратился к девушке, пытаясь как-то хоть упорядочить окружающую нас фантасмагорию:
– Скажите… А проводника разве не было?
Она одарила меня таким взглядом, будто я говорил на суахили.
– Ясно, – сказал я.
И столкнулся лицом к лицу со своим двойником из сна.
У него, правда, не было татуировки на лице. Но своему образу он не изменил. Разве что, в отличие от Сна, где он был неизменно лишен улыбок, здесь он еще и усмехался – краешками рта и глазами, чуть-чуть; но от этого еще более контрастно.
Я остолбенел.
Антонович хлопнул меня по плечу:
– Я пошел. Созвонимся.
Я постарался собраться с мыслями и полюбопытствовал у двойника. Голос мой оставлял желать лучшего:
– Как ты сюда попал?
Двойник чуть заметно пожал плечами:
– Все изменилось, джемело миа. Все изменилось.
Ночь
Мой двойник спал вместо меня. Только мы приехали домой, он командным тоном отправил меня учить иврит. Самое интересное, что я молча удалился на кухню. Сделал себе кофе, обложился литературой и принялся грызть гранит языка, который считал чуть ли не инопланетным. Спать не хотелось ни под какой эгидой. Целую ночь слушал MIKE OLDFIELD и KLAUS SCHULZE. Ничего лучше для такой обстановки человечество, по-моему, не придумало.
Джемело спал тихо, как Сфинкс.
Джемело – близнец на эсперанто. Мы договорились, что я буду называть своего двойника именно так.
Я родился в стране Бессонии.
Сплю нормально.
Не высыпаюсь.
Кошмары меня замусолили
И я на части рассыпаюсь.
Тут ухо отвалилось.
Там потеряна рука.
Кровища
Лужею разлилась
Средь моего мирка…
Вдоль жизненного моего пути
Потроха мои валяются.
С солью, луком, перцем.
Мысли
Пьяной толпой шатаются…
В живых осталось только сердце.
Огромное такое,
Красное.
Пульсирует.
Гремит литаврой.
ползет вперед ужасное.
Как оживший динозавр.
А люди глядят – шарахаются!
А дамы воют в истерике
(Ну прям как в кино из Америки!)
А оно
Все такое ранимое,
Настырно ищет любимую.
Сквозь судьбу
И эру с эпохами
Путь держит,
Питаясь крохами.
А я
(Чтоб когда-нибудь вспомнили!)
Что-то сделать тщетно стараюсь
Но,
Я родился в стране Бессонии.
Сплю нормально.
Не высыпаюсь.
Под утро меня тошнило от кофе, иврита и стихов. Потиху рвало башню.
Я включил телевизор и смотрел всякую белиберду, пока физиология не взяла свое и я не погрузился в сон.
Не было никаких дверей.
Мне снилось, что я пытаюсь вдеть нитку в иголку, но у меня ничего не получается. А у ног валтузились двое котят – белый и черный. Причем белый явно филонил…
День 93-й
Это было утро 11 сентября. Жара наконец-то спала. Ее сменила слякоть, дождливое настроение. Погода в очередной раз сбила всех с панталыку своим непостоянством.
Меня разбудило мокрое волосатое существо, обмотанное в полотенце. Протерев глаза, я узнал Джемело.
Он широко улыбался и тряс меня за плечо:
– Ну? Петушок пропел давно!
Я нагнулся и сбросил его тяжелую руку со своего плеча.
Проснуться мне было не так уж легко.
– Да поднимайся ты, муха сонная! Уже час дня. Дальше дрыхнуть будешь – проспишь все эпохальные события.
– А что случилось? – вяло поинтересовался я.
– Не случилось еще, – усмехнулся он. – Случится. Сегодня начинается Апокалипсис!
Голос Джемело звучал зловеще-торжественно.
Я посмотрел на него с удивлением.
– Не понимаю. Тебе что, приснилось что-то?
Джемело принялся прохаживаться по комнате и пустился в истолкования:
– Тут не все так просто, как ты думаешь. Весь вопрос в том, можно ли это называть сном. Ситуация такова: вчера при тебе я лег спать, а ты пошел учить иврит, так? Кстати, выучил хоть что-нибудь?
Я пожал плечами:
– Ма нишма. Эйн кэсэф. Ани роца ленагэна легитара.
– Чушь, – фыркнул он. – Ну да ладно, дело не в этом. Дело в том, что мой сон начался минут двадцать назад. То есть то, что сейчас происходит – это мой сон.
Мне осталось только исподлобья зыркнуть на двойника.
– ?
Он развел руками.
– И в то же время я знаю все, что произойдет до тех пор, пока я не проснусь.
Я молча тормозил минуты полторы, переваривая эту двусмысленную информацию.
– Так, – наконец услышал я свой голос, – и когда ты проснешься?
– Об этом мы узнаем в свое время.
И тут неожиданно оказалось, что он уже одет. Облачен в свою загробную униформу. Причем на руке у него красовались часы явно богатой марки. И он на них смотрел не то с удивлением, не то с интересом.
Волосы к этому моменту у него были уже абсолютно сухими.
Гм.
– Сейчас мы произведем с тобой кое-какую махинацию. Называется «ты мне – я тебе». Нам предстоит произвести слияние двух матриц. Твоей и моей.
Меня передернуло:
– Это еще зачем?
– Короче, – начал он, – у нас с тобой примерно одинаковый магический потенциал. А если их объединить в некий надпотенциал, то мы с тобой станем в два раза сильнее.
Видя мое недоумение, он поспешил добавить:
– Магия, в общем-то, штука проще пареной репы…
И сделал какие-то пассы руками.
На мгновение у меня в глазах потемнело и чуть-чуть затошнило. Но все это быстро закончилось.
Вот последующее мое состояние описать затруднительно.
Я гляжу на Джемело.
Я гляжу на Каминского.
Я гляжу на я.
Я сижу на диване, я хожу по комнате, глядя на то, как я сижу на диване, глядя на то, как я хожу по комнате.
Меня трудно после этого не назвать психом, правда?
И лишь единое незримое облачко, в котором мы оба (оба меня) сидим, соединяет нас.
Это наша аура.
Теперь моя. И моя.
(вот тут наступает момент, где я
Мистерия № 2. День Х
теряюсь в догадках, как описывать дальнейший разговор – где я, где Джемело. Я обозначу себя как Джемело II. Ведь он появился позже).
Джемело II: Мне нужно посетить кардинала. Не глядя на то, что он не во сне.
Джемело I: Да, он на работе.
Джемело II (показывает рукой на стенку. На ней висит портрет А. Г. Лукашенко, оформленный изречением А. Гитлера: «Если уж врать, то врать беззастенчиво; крупной лжи поверят скорее, чем мелкой… Люди и сами иногда лгут в мелочах, но чересчур большой лжи они стыдятся. Поэтому им и не придет в голову, что их так нагло обманывают»).
Джемело I (плюется): Бля, откуда в моем доме эта мерзость?!
Джемело II: Помни: это мой сон.
Джемело I: Значит, мой?
Джемело II: Да, конечно (поднимает к потолку руку и растворяется в воздухе).
Джемело I (ложится на диван, закуривает): У меня потерян дар речи.
Джемело II идет по центральному городскому рынку, наблюдая за происходящим. Невыносимо громко работает вся без исключения бытовая техника: телевизоры, видеомагнитофоны; особенно разрывается магнитофон Антоновича.
Паника.
Антонович в кардинальском одеянии курит трубку и без особого интереса пытается ловить оживающие картинки, спрыгивающие с обложек кассет. Ему удается поймать и засунуть на шест трехметрового жирафа, что вызывает бурю аплодисментов у лежащих напротив арбузов. Рядом с арбузами лежит окровавленный продавец.
Джемело II (подходит к кардиналу, кланяется): Ваше высокопреосвященство?
Кардинал кивает.
Джемело II: Буду рад сообщить, что все происходящее не является реальностью. Это не более чем сон вашего покорного слуги.
Кардинал: Единожды солгавши, кто тебе поверит?
Джемело II (улыбается): О, нет, я не оригинал, я Проводник. Мы произвели слияние.
Кардинал (приобретает очертание Антоновича и усмехается): Нет уж, так мне больше нравится. Все сходят с ума, а сегодня еще, как я погляжу, начинается Апокалипсис. Класс!
Джемело II: Он начинается не только здесь. И в оставшемся реальном мире сегодня произойдут события огромной важности. Грядет последняя война, мессир…
Кардинал (задумывается): Окей, я отдам книгу.
Джемело I задумчиво крутит в руках и узнает книгу из Мистерии № 1. На этот раз на обложке темнящим золотом выдавлено название: ЗМЕЕЛОМКА.
Кардинал (изумленно роняет трубку): Где она, сарацин проклятый?!
Джемело II (делает реверанс): Простите, мессир. Мы догадывались, что вы ведете двойную игру. Незачем было устраивать все это (он обводит рукой вокруг). Дозвольте вас запечатать.
Джемело I (открывает по внезапному наитию нужную страницу и читает): Скео эхен! Квт ва адт ла свютт рсттиф авн итт таэвр ахсв авю лдэвв фхалдст; дгюссл сгади аххс; ифтиа атхал, свэ эасв, тслат садб тао! Что за хрень?!
Кардинал (застывает со стеклянными глазами, но успевает прошипеть): Сильней ли меня…
Джемело II (исчезает с утихомирившегося рынка. Появляется в комнате Джемело I): Учти, все только начинается. Стоит ждать посланцев Бессознательного.
Джемело I: Что за чепуху я только что читал? (всматривается в бредовый ряд запятых и палочек, изображенный в книге). Что за варварский язык?
Джемело II: Это язык Кху, Лунного народа. Полсотни тысяч лет назад они полностью покинули Реальный Мир. Они, в принципе, к этому и стремились…
Джемело I: Это что, те самые древнеандертальские боевые маги, о которых мне Старожил говорил?
Джемело II: Они самые (Берет в руки ЗМЕЕЛОМКУ и прячет ее в воздухе). Теперь им ее трудно будет найти.
Джемело I: Что за название такое бредовое? ЗМЕЕЛОМКА?
Джемело II: Наиболее точный перевод. ЗМЕЯ это состояние энергии, особое состояние. Описать это мне, по крайней мере, недоступно.
В этот момент одновременно звонит телефон и стучат в дверь.
Джемело I: Началось.
Джемело II: Началось.
Тут я спрыгнул с дивана и заорал:
– Ни хрена не начнется! Я уже давно ничего не понимаю, но не кажется ли тебе, что эта сумбурность зашла слишком далеко? Весь этот Бедлам: этот сомневающийся Бог, эта ЗМЕЕЛОМКА? Это что, Петля? Но ведь она возможна только во Сне! И даже если допустить, что петля образовалась в Реальном Мире, то… почему?
Джемело смотрел на меня невозмутимо, как инквизитор. Ждал, пока я успокоюсь. А мне хотелось единственного – объяснений, да еще чтобы все это закончилось. Мне вдруг стало смертельно не хватать моей прошлой жизни – простые приключения, простые радости, простые скандалы… В детстве я постоянно мечтал стать чем-то необычным, а теперь – за что боролся, на то и напоролся. Да пропади оно все пропадом и гори синим пламенем, вся эта запредельная чепуха! Не хочу больше быть ни магом, ни Спецом, ни чертом полосатым…
Суд вершил, кто согрешил
Обвиняли Невменяемого
Хотели костром дело кончить
Кто на кого батон крошил
точно не знаем мы;
Раздался рев позвонче:
– Кому тут доверять?
Кого с кем сравниваем?
Ведь если подумать взять
У нас и черти – православные!
Небеса зашлись в рыданиях;
Судимы князи быдлою;
В Шекспировских Даниях
Такого не видно…
Один взял да и вознесся
И не остановить…
Возгордился и облекся
Властью, что не смыть.
Кто-то взял его на мушку
Да дрогнула рука…
А в мою раскладушку
Залезли три хорька.
К чему мне припомнились эти мои стихи, когда я глядел на безучастного Джемело, не знаю. Но на смену напряженности сразу пришло спокойствие.
– Тебе долго рассказывать или постараться в двух словах? – полюбопытствовал Джемело.
Я глядел на него в упор.
– Постарайся в двух словах.
– Тогда растопырь уши и слушай, ладно? Для начала давай определимся с понятием Бога…
– Вот только не надо мне тут этих теологических разработок! – запротестовал я.
– Чтобы не было между нами ни противоречий, ни недомолвок, ясно? Что, по-твоему, есть Бог?
Я задумался.
– Высшее существо. Самодостаточное и всемогущее. В силу своей самодостаточности Бог не вмешивается в нашу жизнь, хоть и имеет возможность, так как всемогущ… В общем, Бог как творец, но не как Правитель…
– Деизм, – фыркнул Джемело, – я не спрашиваю тебя, КТО он, я спрашиваю ЧТО он?
Я опять задумался.
Есть у меня приятель, Стас. Он как-то выдал на эту тему хорошую танку:
Спорим о Боге –
Кто каким его представляет.
Толкуем на все лады
Отрывки Священных Писаний.
Четыре безбожника пьяных.
Хорошо, что хоть сейчас я был трезвый как стеклышко. Но вопрос был еще тот. В конце концов я сказал.
– Бог есть Вселенная. Миропорядок, логичный и устойчивый.
– Правильно, – кивнул Джемело. – Как всегда, в общих чертах, если не скатываться в дебри теософии. Из чего следует, что Сомневающийся Бог – это Вселенная, не уверенная в своей логичности. Миропорядок погружен в депрессию, и ему не хватает сил поддерживать собственную стабильность. Словом, уже нет той самодостаточности. Богу снятся кошмары, если он спит – он ворочается и охает, или он просто растерян, если он бодрствует. Оттого, что потерял уверенность, а приобрел мнительность.
– Тогда это не Бог, – возразил я. – Тогда это Падший Бог. Вернее, Падающий.
– Ерунда, – отмахнулся Джемело. – Другого-то Бога нет. А уходить в иные Вселенные мы еще не умеем. Ведь даже Пространство Сна всего лишь обратная сторона Реального Мира, который, опять же, является Божьим уделом. А если Бог усомнился, то значит, что мир изменится – хотим мы этого или нет.
– И сильно он изменится? – спросил я, немного помолчав.
– Во всяком случае, в нынешнем виде мир больше существовать не будет. Мне хочется надеяться, что это будет просто накладка параллельностей. То есть в целом Реальный Мир останется Реальным, просто пойдет по иному пути развития. Сумерки, Апокалипсис – это уже другие варианты. К сожалению, дальше сегодняшнего сна я не вижу… посмотрим, как будут разворачиваться события.
Я насторожился:
– Какие события?
– Всему свое время, – рассудительно сказал Джемело. И, взглянув на часы, добавил:
– Еще рано. Далее на повестке дня у нас ЗМЕЕЛОМКА, так?
Так-то оно так…
– Значит, что касаемо особого состояния энергии, именуемого ЗМЕЕЙ. Это описать, как я уже говорил, достаточно трудно, но все же попытаюсь.
И замолчал, пытаясь сформулировать эту сюрреалистическую физику.
Молчал Джемело минуты две, время от времени то хмурясь, то беззвучно открывая рот.
В результате он заявил:
– Короче, это плотная энергия, с зачатками разумного мышления, без которой Исконные не могут существовать. Лишенные поддержки ЗМЕИ, они теряют ориентацию и… становятся Минувшими.
Воцарилась тишина.
Мы пялились друг на друга, как греки на золото.
– И что это значит? – спросил я, недоумевая.
– Ну, одним словом, – замялся Джемело, подбирая формулировку, – это… если ты можешь управлять этой энергией, то ты властен переводить сущности из людского в Божественный разряд и наоборот.
– Как так?
– Это долго объяснять… Там много нюансов, например, уплотнение ментального потока, эффект затемнения, эффект Созидающей Гибели и тому подобное…
– Что это за абракадабра? Откуда ты это знаешь? – поразился я.
Джемело развел руками:
– Я Коренной житель Пространства Сна – Гипнохтон. Я много знаю, но, к сожалению, большая часть не поддается переводу, даже образному, ни то что словесному. Ты очень-очень мало знаешь о законах, господствующих на той стороне…
Вот так вот. А помнишь, какие иллюзии я строил. Буквально пять дней назад? Считал себя чуть ли не Полубогом, если не больше. Думал, что полностью познал законы Пространства Сна, самоуверенно полагая, что действительны лишь те правила, которые устанавливаю я. Да, в некоторой степени так оно и было, но дорога оказалась, что называется, с двусторонним движением. Правила, мною установленные, действовали, но никто, кроме меня, их исполнять обязан не был. Помимо этого существовал еще Кодекс этого, испокон веков свихнувшегося мира. И на мои выходки даже не обращали внимания.
Стой.
Не обращали?
А прорывы, проколы?
Нет, не такой уж я никто.
– А что насчет Книги? – без обиняков спросил я.
– Книга? О, да эта Книга всем книгам книга. Ее написал Шел, двойник Фараона Сети… Помнишь, мумию его дочери военщина в фургон грузила?
Помню. Как же не помнить. Я кивнул, соглашаясь.
– Да, только если ты думаешь, что Фараон Сети – это монарх из Древнего Египта, ты ошибаешься, – предупредил меня Джемело. – Это правитель Народа Кху. И жил он тысяч семьдесят с лишним лет до нас. Вот так… А Книга… Ты ее знаешь под названием «Книги ящера». Ты однажды до нее чуть не добрался, что практически никому не удавалось. Вспомни пятидесятую ночь своего пребывания в Пространстве Сна.
Вот черт.
Да, я помню.
Это была очень жуткая и необычная ночь. Я даже не помню, как меня занесло так далеко от города, да и вообще…
Продолжение следует…