Metalscript.net продолжает публиковать повесть фронтмена знаменитой белорусской pagan metal группы Gods Tower Лесли Найфа «Оранжевая Дверь». Читайте следующие 3 части.

Ночь 50-я

Дверь сварливо скрипнула, закрываясь за мной.

Я стоял в сумрачной комнате, раскрашенной в черно-белую шахматную клетку, с одним зарешеченным окном и железной кроватью. За окном пугающе ухали какие-то доисторические твари; мелькнул силуэт птеродактиля (в этом я почему-то не сомневался) раздались странные звуки – как петарда просвистела – Адский Новый Год. Рождество Бегемотово…

Я осмотрелся. На кровати валялся журнал с жестким порно – для мастурбации, надо думать. На правой стенке, презирая закон гравитации, разлегся огромный полосатый котяра с немалыми усищами и папиросой в пасти.

– Привет, – промурлыкал он, выпуская дым из ротовой полости, – ты опять пришел за своей книжкой?

Я нахмурился, разглядывая наглого котяру.

– Почему опять?

Кот захихикал. Вот гад!

– Не прибедняйся… Она в тумбочке.

И он потерял ко мне всякий интерес, обволакиваясь клубами густого табачного дыма, и, исчезая – остаются одни усищи. Черные и негибкие, они валятся на подоконник. За окном воют волки, булькает болото.

Открываю тумбочку и засовываю туда руку, нащупываю холодную, сделанную из зеленой кожи, обложку книги. Достаю.

«Обалдеть», – подумал я, разглядывая искусно оформленный фолиант.

Кожа натянута так, что на титуле Бездной Тартара зияет раскрытая пасть клыкастой гадюки. Вместе с черепом! Искусство.

Интуиция подсказывает мне, что если за чтение возьмется чужой, то несдобровать ему – гадюка оживет, ровно как и клыки ее выделят яд. Она безжалостно вцепится в его руку и – смерть. Безусловная, безоговорочная.

Вот она, Книга Ящера.

В ней… истина?

«Вскормлен змеиным молоком он и помыслы его неведомы и темны… Могила ему – везде и имя его – неисчислимо…»

– Ай!..

Я лишь почувствовал небольшой шок: змея посчитала меня чужаком и замкнула челюсти на моем запястьи.

– О, черт…

Я ощутил, что проваливаюсь в пустоту… А потом…

«Я сжег этот мир. Я был один, я был Горевестник. Моим уделом было уничтожение человечества, да и разумной жизни вообще, в любом ее проявлении… Я накаркал на людские головы всевозможные беды, и они стали сбываться, мои пророчества…»

Солнце заходит… крысы скребутся, ухают совы. А Луны в этом мире нет. Я ее не вижу. Только сикоморы…

– А у них глаза даже после смерти горят, – доносится до меня голос откуда-то сверху.

Я понимаю, что я не один. Меня хотят остановить, уничтожить… Я слышу, как беспокойно переминаются кони, как шипят факелы в руках их всадников.

Лес. Заснеженный лес. Меня занесло в непостижимо древние времена, Заря Перворожденных. И уж занесло, так занесло – в запечатанное тело Шела, того самого покойного Фараона Сети… Они называют его Холл’о Кес Сетх’и. Но это неважно. А важно то, что меня сейчас сотрут в порошок.

О, Древние!

Я лежу ни жив ни мертв. По мне ползают некие мерзости – черви да мокрицы. Вот одна из них залезла ко мне в рот, меня сейчас вырвет… Но все это фантомные ощущения, вроде как у безногого ноги чешутся.

– Вид у него недобрый. Зловещий. За что он так людей ненавидел? – спрашивает другой, более глуховатый голос.

– Не знаю. Ну он-то человеком не был. Видишь, как глаза горят? Нелюдь…

Это я-то нелюдь?

Были бы силы хоть чем-нибудь шевельнуть, сейчас как встал, как всыпал бы всем по первое число!

Но не могу.

Лежу, пытаюсь воткнуться – это меня от змеиного яда так прорвало что ли? Знаю прекрасно, что это не глюк, а переживаю я сейчас какое-то давно забытое событие…

– Шела поймали! Хвала Луне!

Радовались, орали… Чего так?

– Ладно, кончай эти элегии. Пора и честь знать… – как-то с сожалением говорит первый голос.

– Ага…

Кони ржут беспокойно, а всадники осаживают их и успокаивают.

О, Древние!

Я успеваю только вздрогнуть, осознавая, как грудь моя прокалывается. Смерть живительным освобождением вливается в мою сущность.

Глаза мои (или Шела?) последний раз яростно вспыхивают кроваво-красным светом. Я слышу, как кого-то понесла перепуганная лошадь. Крики, ругань, свист плетей, загремела, ударяясь, чья-то колесница.

Даже умирая, Шел умудрился переполошить окружающих. Но…

Глаза мои начинают гаснуть.

Осиновый кол в груди.

И сикаморы.

И труп несуществовавшего человекочудовища, написавшего несуществующую книгу. Труп с медленно гаснущими кроваво-красными глазами.

До свидания, люди.

До новых встреч.

И это тоже пройдет.

Только Тьма останется вечной…

Я очнулся в той самой комнате, раскрашенной под шахматную доску. Книгу я давно зашвырнул куда-то в угол и видеть ее у меня не было желания никакого.

Глаза почему-то слезились. Пришлось потереть их кулаками. Затем я взглянул на свои руки и ойкнул – они были потрескавшиеся и грубые. Змеиный яд оказался очень сильным. Хорошо, что клетки моего тела успели отреагировать. Против книжной гадюки у меня уже имелся иммунитет.

Надо же. Есть гробовая гадюка, а есть, оказывается, еще и книжная.

Я встал, пошатываясь. Прислушался к интуиции. Да, я попал в Петлю. А это значит, что у меня теперь только один путь – вперед. Ища подтверждение своим догадкам, я взглянул на дверь.

Никаких намеков на оранжевую краску. Дверь, как и вся комната, покрыта черными и белыми клетками. Значит, путь у меня один – в окно.

Несмотря на всю кажущуюся неприступность, зарешеченное окно открылось без вопросов.

Не задумываясь, я выпрыгнул на свежий воздух.

Впрочем, «свежий» сказано уж слишком громко.

Воздух был гнетущий и тягостный, в нем – хоть топор вешай – полным-полно было всякой болотной гадости. И в целом складывалось такое впечатление, будто меня ждет бесславная гибель в мезозойском болоте.

Вон еще один птеродактиль пролетел.

А воют… Так это не обязательно волки.

Я шел напролом, целеустремленно мороча себе голову тем, что все будет хорошо. Не факт.

И так до тех пор, пока не провалился по пояс в трясину, оракул гребаный. Сначала я попытался выбраться, но, когда увидел, что ко мне лентами-щупальцами тянется тошнотворная бледно-сизая тварь (не здороваться явно), плюнул с досады и катапультировался…

И проснулся в холодном поту.

Снова день 93-й

– Ого, – сказал. – Я помню эту книгу. Но ведь она меня не приняла? Гадюка-то меня укусила!

– Потому что ты не Шел, – констатировал Джемело.

– А кто я?

– Не знаю…

Я погрузился в раздумья, пытаясь разобраться во всех этих временно-пространственных интригах.

Джемело сунул мне в кулак кружку черного горячего кофе. Я поблагодарил и отхлебнул.

– А какое отношение, – я решил задать вопрос, который меня уже успел извести, – ко всему этому имеет Антонович?

– О, Кардинал, – Джемело был серьезен, – с виду простак, но может съесть тебя с потрохами. Он Запредельный уже около трех лет. И, соответственно, знает побольше твоего. Весь фокус в том, что у него нет, не было и быть не может двойника.

– Что?!

– Что слышал. Тут история такая: даже развоплощенная личность когда-либо самовосстанавливается. Либо через миллион лет, если она идет бессознательным путем, что естественно, либо паразитируя на ком-либо из реально живущих. Это если и она не до конца развоплощена, и у нее остался инстинкт самосохранения. Тогда на реинкарнацию уходит гораздо меньше – в данном случае около семидесяти тысяч лет.

– Ни хрена себе! – присвистнул я.

Джемело махнул рукой.

– Фигня по сравнению с Вечностью. Так вот, Шела, как ты знаешь, уничтожили. Причем даже не оставив ему возможности когда-либо перевоплотиться. Но, когда он погиб… – Джемело задумался, – в общем, стал он мучеником. За последующие тридцать тысяч лет он стал идолом Народа Кху. ЗМЕЕЛОМКА стала Священным Писанием, а в результате весь Кху ныне утоплен в Океане Бессознательного. Это отнюдь не та книга, которую стоит принимать за руководство к действию. Это очень опасная книга. Так вот, в конце концов, случилось так, что Шел пришел к Кардиналу в виде двойника. Понимаешь?

– Антоновичу семьдесят тысяч лет? – со скепсисом заулыбался я.

– Конечно, нет! – запротестовал Джемело. – Шел паразитирует на нем, как бычий цепень. Вот и все.

– Так. А Книга ему зачем?

– Да чтоб больше никому не досталась. Он выследил тебя, твой путь в Дом на Болотах и забрал свое сокровище. Но это и нарушило баланс. Твое появление грозило лишь мелкими флюктуациями. Но тут на сцене появился Господин Случай. Тебя швыряло из одной точки Пространства Сна в другую и… вот. До этого Книга сотни веков пылилась запечатанная. Явился ты и открыл окошко. Решетка там что, зря повешена была? Дальше все было просто. Кардинал нашел Книгу… об этом узнали все, однако никто так и не догадался, что это за Книга. Это выяснилось вчера – помнишь остров? Иногда из-под маски Кардинала высовывалась шутовская натура настоящего Антоновича, он-то вчера и начал веселиться с Книгой. А если б на его месте был бы Шел, то есть Кардинал, – кто знает, был бы ты сейчас жив или миновал бы пробуждение…

«Бедная, бедная Пеппи-Лотта…»

В смысле, Антонович.

Ух ты, как все лихо закручено!

Я, было, задумался, откуда Джемело известны такие подробности, но тут же выругал себя за глупость – после слияния матриц, он, наверное, знал, сколько раз в день я на горшок хожу…

– Наверное, – кивнул Джемело.

Телепат несчастный.

Что ни говори, а вляпался я в дерьмо по самое некуда.

– Так надо спасти Антоновича… – робко заметил я.

– Не беспокойся, – уверил меня мой Проводник, – Антонович уже собрался и уехал с рынка, и с ним все о’кей. А Шела мы запечатали общими усилиями. Или ты уже забыл, что тут на диване заклинания тараторил?

Я дернулся:

– А где Книга?

– А нигде, – лаконично ответил мне мой двойник.

Исчерпывающая информация. Ну, нигде, так нигде. Нам пофиг, мы не гордые.

– Это все, – заметил я, – похоже на бред укуренного подростка. Это же чушь собачья!

Джемело расхохотался:

– Мессир! Вы же связались со Сно-ви-де-ни-я-ми!

– Нет, я имею в виду Кху.

– Реальность поливариантна. Реальности не существует, – провозгласил мой двойник. – В сложившейся ситуации нельзя верить или не верить, а тем более негодовать по этому поводу; события разворачиваются, не обращая на нас внимания. Лучше всего остаться сторонним наблюдателем. Пока не придет твоя очередь действовать.

Установилась тишина. Не то что неловкая, а какая-то… гнетущая что ли.

– Ну и сны у тебя… – проворчал я.

Джемело взглянул на часы.

– Шесть вечера.

После этого он молча включил телевизор. В это время обычно идут всякие дебильные сериалы.

На экране пылал Нью-Йорк. Я отупело уставился в ящик, не соображая ровным счетом ничего.

Повтор.

Два небоскреба.

Всемирный Торговый Центр.

Одно здание дымится, в другое врезается «Боинг». Взрыв, вопли.

Пентагон горит.

Взрывы… точнее их следы. Пожар. Диктор говорит о тысячах жертв. Какие-то невероятные дела.

Такого я даже во сне не видел. Да что там во сне! Такое даже в кино не показывают.

– Это что? – глупо спрашиваю я.

– Это начало Апокалипсиса, – говорит мне Джемело и откидывается на диван с таким довольным видом, будто это все он сам устроил.

Впрочем, у него всегда такой вид.

Я смотрел новости весь вечер. И где-то с первых полчаса не мог поверить своим глазам.

Воистину непредставимо и неописуемо.

Это только потом я уже начал потихоньку въезжать в масштабы трагедии, во все безумие произошедшего.

Какой там негр, забитый ветеранами! Полноте!

Я ужасался масштабам, но еще больше меня пугали последствия.

Кого?

Америку?

Трогать?

Да вы что, боже упаси…

Не упас.

Весь вечер мы молчали, смотрели на все это светопреставление и курили, как паровозы.

Нервишки сдают.

Это тебе не супермена из себя строить во сне. Это…

ЧЕРТВОЗЬМИ!!!

ЭТО ЖЕ РЕАЛЬНЫЙ МИР!!!

Я выдержал часов до десяти. Потом выпил лошадиную дозу тазепама и взглянул на Джемело.

Он застыл перед телевизором, как восковая фигура, созерцающая Бесконечность.

Я покачал головой и пошел спать.

За день мы устали очень, скажем всем «Спокойной ночи…»… Глазки закрывай…

Сезам, откройся.

Ночь

Ха-ха-ха.

Такой картины я еще не видывал.

За дверью оказалось угрюмое помещение, стены в котором были сплошь завешены темно-синей тканью. Площадь была огромная. Практически царский зал.

Так вот, в центре зала стоял длиннющий стол, украшенный ветхими подсвечниками и протертой скатертью. На столе беспорядочно громоздились грязные тарелки, салатницы, супницы, прочая утварь… Словно Мамай прошелся.

В комнате висел запах перепревшей пищи, не прокисшей еще… Но уж сильно резко этот аромат в нос ударял. Кумар кошмарный…

Звуки в помещении властвовали куда более отвратительные – терпеть не могу, когда со всей дури по тарелке вилкой с ножом одновременно шкрябают. При этом сопят, пыхтят, отрыгивают и тяжело дышат. И все это на фоне умопомрачительной тишины – я думал раньше, такая только в космосе бывает. Ничего подобного. Оттого эти дурнопахнущие звуки еще мерзопакостнее становились.

Звуки издавал какой-то уродливый монстр: всклокоченные волосы, перекошенное рыло в синих пятнах, один глаз на сопле висит прямо над тарелкой, по которой нож с вилкой мечутся, как угорелые. Шея у монстра росла как будто бы из правого плеча, а левая рука была явно длиннее правой, и, по-моему, сгибалась в двух местах, а не в одном, как у нормальных людей. Естественно, присутствовал и горб, но он почему-то напоминал бараний рог. Левое ухо было ослиным, а правое… как бы отсутствовало. На сопле болтался правый глаз, а левый будто утоп в мешках и заплыл какой-то желтой мутью.

Одет урод был в мундир а-ля Керенский, правда, заляпана униформа была до невероятного.

Монстр орудовал столовыми приборами, усердно и громко размазывая по посуде какую-то чушь, которая, вполне возможно, в стародавние времена была пищей. При этом урод настойчиво чавкал…

– Здорово, Квазимодо! – гаркнул я, пытаясь заглушить грохот сервиза.

– Сам ты… – прохрипел он.

В голосе было нечто знакомое. Я присмотрелся к твари и к своему изумлению узнал изряднейше помятого Антоновича.

– Это ты?!

– Я, я… яволь, хе-хе… – прошипела жертва. – Ты это, не обращай внимания, а то мне жрать жуть как охота… Будешь пялиться – и тебя сожру! А пока рыбкой полакомлюсь…

Я был так поражен его несчастным видом, что заговорил полушепотом:

– Так ведь нет там никакой рыбы…

– Ты ничего не понимаешь! – завопил он. – Тут есть все вещества, в которых нуждается мой организм… которого нет, – с прискорбием добавил он.

Он с упорством свихнувшейся бензопилы продолжал терзать тарелку.

– Что с тобой случилось? – спросил я.

Голова Антоновича мелко затряслась, разбрызгивая черные слюни. Ему, видно, стоило большого труда прекратить этот приступ.

Он откинулся, хрипло, тяжело дыша; его глаз скатился на висок. Рукам на это было, похоже, наплевать. Они продолжали свои бесплодные поиски…

Отдышавшись, Антонович захрипел.

– Значит, слушай… вся эта история с Шелом… я не знаю, правда это или нет… возможно, да… Но ты видишь, что запечатав моего Проводника… – он заорал опять – Кем бы он ни был, понял?! Кем бы он ни был, хоть Шелом, хоть мной, хоть Зильбирштейном! Так вот… – он опять перешел на хрип, – ты видишь, что со мной сделало это твое изуверское заклинание… мне ЗМЕЕЛОМКА не нужна… мне жрать охота… вина рейнского, слышишь?!..

Его снова стало колотить. Его трясло, как при землетрясении.

– Ух… – он отдышался, – пойми, я к тебе лишь лучшие чувства питаю… ничего личного. Ты слушай меня, верь мне…

В этот момент его голова резко переместилась к блюду и он, брызгаю слюной, зашипел… глаз, висевший на соплях чуть не намотался на вилку, но отскочил вовремя.

Антонович уже не хрипел, он рычал:

– Верните мне двойника, кем бы он ни был!.. Шел, Хел… Я хочу быть!

– Все ясно, – резюмировал я, наблюдая, как Антонович все более озверевает. Я понял, что говорить с ним бесполезно. Ему больно, он невменяем, поэтому пластинку он не сменит. А я не собирался выслушивать до конца его гневные филиппики, не хотел время терять. Мне надо было найти… что, я еще не знал, но искать надо было. Мне пора покинуть этого несчастного.

– Все ясно, – сказал я, когда обходил этого изуродованного Гаргантюа стороной, направляясь к выходу. Забавно, что он зиял за спиной Антоновича. – Приходи в себя. И смотри, глаз не проглоти, он у тебя… такой ранимый.

Я шел не оборачиваясь. За мной гулко рухнула занавеска, но за ней ухал, ыхал и чавкал Антонович.

Мне удалось пройти метров десять по сырому, каменной кладки корридору, когда за моей спиной раздался истошный вопль:

– А-а! Сука, падла-а! Шаман!

Он все-таки слопал глазное яблочко…

Я усмехнулся автоматически. Беззлобно так.

Ведь это сон, правда?

Сон, или нет… Какая разница…

Это не сон, это «Сони».

Гы-гы-гы.

По сути дела, я примерно представлял себе, что, а вернее кто и зачем мне нужен.

Всегда хочется свалить свои заботы на кого-нибудь, мол, разберись, мил человек, а мы в долгу не останемся… И самое смешное, что такой рубаха-парень завсегда отыщется, правда, после того, как он разберется с твоими делами, хватаешься за голову, вопишь не своим голосом… голову мелом посыпаешь, волосы рвешь где попало…

Человек.

Хочется стать маленьким, незаметным, серым. А ничего не получается. Судьба ухмыляется и ставит тебя на линию огня – ну-ка, посмотрим, из чего ты сделан…

С самого рождения ты напоминаешь мраморную глыбу. Только чувствительную: каждый удар немым криком отдается.

Приходит Жизнь – великий скульптор – и начинает тебя кромсать. Освобождает из мрамора фигуру. А ты, не понимая, в чем дело, орешь, задыхаешься от боли и слез и готов в любой момент развалиться. А скульптор молотит по тебе резцом и думает: «Развалишься – ну и черт с тобой, кругом во-он сколько мрамора; а то ведь и шедевр могу сделать».

Черта-с-два ты догадаешься, что вся эта боль неспроста.

Знаете, как дирижабли запускают?

С мачты. Торчит из земли столб, к нему цеппелин пришвартован. Ветер благоприятный подул – лети, шарик!

А ты живешь, будто такой дирижабль, до поры до времени на привязи, и думаешь, что так и надо. А тут то ли отвяжут тебя, то ли ветром сорвет на хрен, – короче, лети, куда глаза глядят…

В кабине – болтанка, тебя штормит, рвет… Боги, за что?!

А вот так и надо, оказывается.

Еще хуже, когда обыкновенный сумасшедший без особых претензий вдруг оказывается в горниле чрезвычайно важных событий, иногда не желая того. Да кто же его спрашивать-то будет.

Наше мнение – чепуха.

Никому оно не интересно.

Человек предполагает, а Бог располагает.

И вот, я еще заметил, в чем главная разница между человеком и Богом.

В том, что Бог создает миры, а человек – Проблемы.

И все-таки создает.

Черт, коридор этот вонючий.

Где же выход?

Нет, я знаю, конечно, можно тупо пройти сквозь стену и вломиться в чужое сновидение, дров там наломать. Более того, я ведь в основном этим и занимался постоянно – дрова ломал. Но теперь с меня достаточно древесины. Не буду я шастать по чужим снам, сквозь стены щемиться. Этот коридор – мой коридор, и куда бы он меня ни вел, это мой путь.

И, значит, есть в нем смысл, и если я его не пройду, то грош мне цена.

Да и что значит «долго иду»? Это ведь Сон, Пространство Сна. А это штука довольно алогичная; а что уж говорить о Времени Сна? Тут миллион китайских мудрецов вспотеет думавши.

Я просто иду.

И думаю о Сомневающемся Боге.

Хотя… скорее, о Сомневающемся Человеке.

Или ой ли?

А вот еще тема

Для долгих раздумий

О Боге.

Какой он?

Старик ли,

Умудренный опытом?

Или же, словно Юпитер в тоге

С лавровым веником на челе

Знания древних копит он?

Откуда мне знать?

Может, да,

Может, нет,

Может, он молод,

И прыгает.

Сока плодов экзотичных нажравшись,

Орет и ногами дрыгает?

Может, был прав

Прабхупада – Свамиджи,

И мяса

есть нельзя никак?

И истина только

В ведической пище,

И нет ее в наших пряниках.

Или вообще,

Начитавшись Ла Вея

Дьяволу поклоняться…

Чтобы потом,

Потихоньку хренея,

При виде креста плеваться?

Вот ведь. Ну надо…

Какие проблемы?

Нет

Ни в чем

никакой

системы.

«Что это? Библия?

«Ну ее! Брось!»

«Все это подлый обман!»

«Ты что, не слыхал?

Наш Бог – лосось!

За чудом не лезет в карман!»

* * *

А ты тут лезешь

со своей теологией…

Кулинария!

Вот чему молятся многие!..

Да, сорвало мне башню, сорвало… Стихи свои допотопные вспомнил ни к селу ни к городу.

О чем вы?

Ах, о Боге…

Плавали, знаем…

Более неблагодарной темы придумать не могли? Ведь сколько людей за это уже жизнь отдали! Миллионы! Да почти миллиарды! Да кто их, бедолаг, считал?! И сейчас гибнут за ЭТО, и будут гибнуть всегда… А знаешь, почему всегда?

Да потому что Бог, он всегда нужен. И всегда каждый его по-своему видит. Для одного это Хозяин и Создатель, да неважно кто, абы было кому в ножки кланяться да голову об пол колотить; для другого – Высшая Сила, о, да, есть-таки справедливость в мире, да и не простая, холщовая, а Высшая! Ну а третьему всегда будет нужен Супервраг, Супердиктатор – надо ему с кем-то разговаривать, кому-то кулаком гневно потрясать. Потому что мы люди, мы – такие, неймется нам. Невтерпеж.

Всем бурю подавай, всем!

Пусть сильнее грянет буря!

Не надо нам тихой жизни, даешь Судный День досрочна-а!

Ерои…

А стоит лишь буре грянуть, все – все! – поголовно головы в плечи повтягивают; ой, дескать, не надо!

А вы что думали, в сказку попали?

Всем буря надо. И все ее боятся. Только у каждого эти противоречивые желания по-своему выражаются.

Человек.

И Конец Света у каждого свой, персональный. Причем ежегодный. За каждый пережитый – призовая игра, хе-хе…

Ладно.

Вот и выход, наконец-то…

Гм.

Вышел я в центре Города… даже, вроде бы, из подземного перехода.

Дела, конечно.

Не успел очухаться, как ко мне уже подкатило такси, и водитель весело рявкнул, высунувшись из окошка:

– Садись! Тебе к Богу?

У меня брови удивленно выгнулись; но я тут же и сообразил, что он прав. Кивнул.

– Ну так прыгай, за чем дело стало?

– У меня денег нет… – развел я руками.

Таксист лишь рассмеялся:

– Да я по этому маршруту принципиально мзду не беру…

Я сел в «Волгу». Такси, причем старое, нехотя сорвалось с места… за окном какая-то размазанная радуга, и автомобиль резко затормозил.

Все-таки это Пространство Сна, и здешние методы передвижения еще никто не отменял.

– Ну вот мы и прибыли, – заметил таксист. – Дорогу сам найдешь. Впрочем, здесь они все к Нему ведут, не сомневайся!

Я поблагодарил странного водителя и вышел из машины; она тут же будто сквозь землю провалилась.

Это нормально.

И куда, вы думаете, он меня привез?

К небоскребу?

Ко дворцу?

К райским вратам?

А вот и фигушки…

Привез он меня к высшей ветхости руинам. Дом этажей в шесть, громоздкий такой, отнюдь не компактный, довоенный, наверное… Бомбили немцы, да не добомбили – как стоял, так и стоит.

Как только не рассыпался, ума не приложу.

Однако, если подумать, то где ж еще быть Сомневающемуся Богу, как не в полуразваленном доме?

Я осмотрел здание.

Цвет – грязно-зеленый, штукатурка осыпалась везде, где только можно. Окна… Рамы вырваны с мясом, да и вообще стройматериалы разворованы уж наверняка. Те, которые еще можно было использовать. Одну рухлядь оставили, один хлам.

Умельцы наши …

Что во Сне, что наяву.

Я вздохнул и шагнул в подъезд.

От увиденного даже присвистнул: внутри здание было совершенно заброшенным и серьезно засранным, но не это главное. Перекрытия между этажами отсутствовали начисто – ни полов, ни потолков, лишь обрывки лестниц.

Ну они, как во сне и полагается, местами даже просто висели в воздухе, нахально начихав на Ньютона. А в большинстве крепились то к полу первого, то к потолку последнего этажа. Одна одинокая лестница у стены отображала первоначальную планировку дома. Но это был реликт. Единственный.

Кругом безраздельно царила свалка и бесплатный туалет. Запахи даже описывать не стану, ни к чему это.

Я остановился в нерешительности – и где его искать этого Бога? И как – на слух, на нюх? Где и как придется?

А главное, что ему сказать…

– Сюда иди, – раздался голос откуда-то сверху.

Но явно не из заоблачных высей.

Я нарезал приличный круг, прежде чем заметил сидящего на висящем в воздухе куске лестницы его.

Пьяная, небритая физиономия. Мужик в грязном костюме. Костюм в клетку, ретро эдакое. Цвет лица неопределенный, возраст – то же самое… И рядом бутылка водки. Отпитая.

Вот те раз…

– Ты Бог, что ли? – неуверенно спросил я.

Он страдальчески оскалился желтым непобедимым кариесом.

– А ты человек, что ли…

Я почесал затылок.

– Что же у тебя вид какой-то не божественный?

Он выковырялся в носу и ответил:

– Мой вид. Как хочу, так и выгляжу.

Потом со вздохом добавил:

– Ну что ты стал… Прыгай сюда, гостем будешь.

Прежде чем принять приглашение, я почему-то оглянулся. Но вокруг – голову даю на отсечение – на пушечный выстрел не было ни единой души. Все как вымерло. И минимум звукового фона.

Лестница, на которой восседал Бог-Пьянтос, находилась где-то на уровне третьего этажа. Рукой подать… если во Сне, конечно.

Ну что ж, не впервой.

Я резко отпружинил от пола и оказался рядом с ним. От него разило спиртом и селедкой. Рыба лежала прямо на бетонной ступеньке, наполовину выпотрошенная и разделанная. Довольно неаккуратно.

Он протянул мне водку.

– На, угощайся.

Я машинально сделал глоток.

Никогда еще водка не казалась мне такой лояльной по отношению к организму. Хоть что-то здесь было высшего качества. Интересно, а селедка у него тоже не бросовая?

– Попробуй, – равнодушно сказал он.

И я, подумав, что, возможно, стерильность и чистота продукта значения в данной ситуации не имеет, попробовал.

Так оно и было.

Сельдь просто таяла во рту.

– Здорово, – прокомментировал я.

Бог вздрогнул.

– А ты что думал…

Мы замолчали. Оба. Он ждал моих вопросов, а я не знал с чего начать.

– Есть закурить? – вдруг спросил Бог.

Я слегка удивился и полез в карман за сигаретами.

– Есть…

Он взял у меня сигарету. Оказалось, что огня у него нет тоже. Когда он прикуривал от моей зажигалки, я невольно заметил:

– Странный ты Бог, однако…

Он с шумом выпустил дым, и сказал, сразу уставившись в другую сторону:

– Ты тоже не подарок, допустим…

Мы опять замолчали.

Он курил, а я жевал селедку, стараясь ни о чем не думать.

Наконец Бог нарушил молчание:

– Фигня какая, правда?

Я кивнул, соглашаясь.

– И здесь фигня, и там фигня, везде – фигня. А знаешь, почему?

– Почему? – спросил я.

– Потому что изначально фигня. В начале было слово… В начале, в самом деле, пофиг было. Делать нечего. А потом… ну сам знаешь. А теперь вот, опять фигня…

Он сокрушенно замолчал.

– И часто у тебя так? – сочувственно поинтересовался я.

– Да как тебе сказать, – он вяло махнул рукой. – Бывает. Нападет хандра время от времени – не отобьешься. Я ведь в основном не лезу во все эти хухры-мухры. По мне так уж лучше пусть оно все само собой утрясется. А то, бывает, гляжу на этот мир, как Папа Карло на Буратино, так и кинул бы в огонь…

– Знаешь, мы и без тебя поперед батьки в пекло лезем.

Он замолчал.

– Нет, ну ты подумай только, что кругом творится! Америка в огне, де еще и Шел тут этот, чтоб его…

Я решил ловить момент:

– Кстати, Шел. Кто он такой? Это я в него что ли вселялся?

– Ну да, – со вздохом сказал Бог, – да только и это тоже фигня…

– Как это фигня?! Меня чуть не пришили пару раз, а ты заладил!

– Да кому ты нужен? Нет больше Шела, успокойся… Книгу Ящера можешь в туалет отнести – от нее теперь ни вреда, ни пользы… Не такая уж ты важная птица, Спец, чтобы из-за тебя на уши всю Вселенную ставить.

Он замолчал.

Я сморщил лоб, пытаясь уяснить идиотизм ситуации.

– В принципе, – произнес он задумчиво, – с этой Книгой, конечно, решать что-то надо. Но это успеется. И вот что я тебе скажу: ты не беспокойся за этот Мир, сейчас вся беда в Реальный переместилась. Похоже, в этом и есть вся соль происходящего. Как там будет, так и тут…

– Но ты же Бог, – без особой уверенности начал я, – можешь же ты вмешаться и что-нибудь изменить? Чудо совершить там, какое-нибудь…

– Не время для чудес, понимаешь? Совсем не время.

Он сделал глоток водки, перевел дух и сердито пробурчал:

– И вообще, заморочил ты мне голову. Пока!

После этого он исчез, оставив меня на ступеньках одного.

Я к этому моменту был совершенно запутан и обломан.

Если уж Бог не хочет этим бардаком заниматься, то что могу поделать я?

…На выходе из руин я встретил давнюю знакомую – исполинскую пунцовую крысу с кошачьими глазами, которая флегматично грелась на солнышке.

На мое появление она отреагировала лишь открытием одного глаза, да и то без особого участия.

– Что скажешь, Исконная?

Она ничего не сказала.

У нее впереди, как всегда, была Вечность.

Тогда я плюнул с досады; и проснулся.

Продолжение следует…